И вот они передо мной на столе, эти принципы, которые я принимал, не понимая, вот ее любовь ко мне, любовь, в которую я никогда не верил, но которую пытался пощадить. Вот результат незаслуженного. Я думал, что несправедливость оправданна, если страдать буду я один. Но несправедливость нельзя оправдать. Это наказание за то, что я принял как должное омерзительное зло – духовное самосожжение. Я думал, что стану единственной жертвой. В действительности я принес самую благородную женщину в жертву самой низкой. Когда поступаешь из жалости вопреки справедливости, достойный получает наказание вместо виноватого; спасая виновного от страданий, заставляешь страдать невиновного. От справедливости не скрыться, во вселенной нет ничего незаслуженного и безнаказанного – ни материального, ни духовного, и если не наказаны виновные, то расплачиваются невинные.

Меня ограбили не мелкие воришки, я сам обокрал себя. Не они меня обезоружили, я сам выбросил свое оружие. Этот бой невозможно вести с нечистыми руками, потому что враг силен только моей неспокойной совестью, а я согласился считать силу своих рук грехом и позором.

– Итак, мы получаем сплав, мистер Реардэн?

Реардэн мысленно перевел взгляд с дарственного сертификата на возникшее в памяти лицо девушки, стоящей на платформе. Он спросил себя, может ли отдать светлое существо, которое увидел в тот момент, идейным бандитам и шакалами из прессы. Можно ли допустить, чтобы невинные продолжали нести наказание? Чтобы она оказалась в положении, в котором должен оказаться он? Мог ли он не подчиниться закону врага, зная, что позор ляжет на нее, а не на него, что ей, а не ему придется терпеть издевательства, что ее покарают, тогда как его пощадят? Может ли он допустить, чтобы ее жизнь превратилась в ад, муки которого он не сможет с ней разделить?

Реардэн сидел молча и думал о ней. «Я люблю тебя!» – сказал он девушке, стоявшей на платформе. Он мысленно повторял то, что составляло суть того момента четыре года назад, и чувствовал торжество счастья, хотя должен был сказать это еще тогда.

Он посмотрел на дарственный сертификат.

Дэгни, думал он, если бы ты знала, ты бы не позволила это сделать, ты бы возненавидела меня, узнав об этом, но я не могу допустить, чтобы ты выплатила мои долги. Это моя вина, и я не взвалю на тебя наказание, которое должен понести я сам. Даже если у меня отнимут все, у меня останется главное: понимание правды. И правда заключается в том, что я свободен от греха, невиновен в собственных глазах; я знаю, что прав, прав полностью; и останусь верным единственной заповеди, которую никогда не нарушал: «Каждый платит за себя сам».

«Я люблю тебя», – сказал он девушке, стоящей на платформе, и солнце того лета словно коснулось его лба, будто он стоял под открытым небом над безграничной землей и принадлежал только самому себе.

– Итак, мистер Реардэн, вы подписываете? – спросил доктор Феррис.

Реардэн взглянул на Ферриса. Он забыл о нем.

– А, это… – Он взял ручку, не глядя, привычным жестом подписывающего чек миллионера поставил свою подпись у подножия Статуи Свободы и отодвинул от себя дарственный сертификат.